27 апреля 1978 года в результате революции в Афганистане пришла к власти Народно-демократическая партия (НДПА) социалистического толка. Была провозглашена Демократическая Республика Афганистан (ДРА).

Высшим органом власти страны стал Революционный совет во главе с генеральным секретарем центрального комитета НДПА Нуром Мухаммедом Тараки. 5 декабря 1978 года он подписал с СССР Договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве. В октябре 1979 года Тараки был убит заговорщиками во главе со своим заместителем Хафизуллой Амином, объявившим себя новым главой государства.

При Амине, укреплявшем свою власть с помощью массовых репрессий, НДПА, идеология которой и раньше не находила широкого отклика у жителей Афганистана, исповедовавших в основном исламские ценности, все больше теряла свою популярность. В стране началась гражданская война, вооруженную борьбу с социалистическим правительством начали так называемые моджахеды («борцы за свободу») – боевики различных исламских оппозиционных группировок. Оружие и боеприпасы им поставляли страны – члены НАТО, арабские монархии Персидского залива, Пакистан, Иран и Китай. На территории Пакистана и Ирана располагались тренировочные лагеря, где моджахеды проходили боевую подготовку.

В апреле-сентябре 1979 года руководство Афганистана неоднократно обращалось к руководству СССР с просьбами направить в республику крупный воинский контингент для «оказания помощи в отражении внешней агрессии». К концу 1979 года обстановка в стране осложнилась настолько, что возникла угроза падения режима НДПА. Это могло привести к росту влияния стран Запада у южных границ СССР и создавало угрозу дестабилизации среднеазиатских советских республик.

12 декабря 1979 года генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев и специальная комиссия Политбюро ЦК КПСС приняли решение ввести в Афганистан советские войска «в целях оказания интернациональной помощи дружественному афганскому народу, а также создания благоприятных условий для воспрещения возможности антиафганских акций со стороны сопредельных государств».

Согласно директиве министра обороны СССР Дмитрия Устинова от 24 декабря 1979 года советские войска должны были расположиться в ДРА гарнизонами и взять под охрану важные объекты. Первоначально участие их в военных действиях с исламистской оппозицией не предусматривалось.

К середине января 1980 года завершился ввод в страну главных сил советской 40-й армии, получившей официальное наименование «Ограниченный контингент советских войск в Афганистане» (ОКСВ). На территорию ДРА были введены три мотострелковые и одна воздушно-десантная дивизия, отдельная десантно-штурмовая бригада, отдельный мотострелковый и отдельный парашютно-десантный полки. В дальнейшем боевой состав и численность ОКСВ менялись год от года.

В январе 1980 года подразделения ОКСВ взяли под охрану основные афганские автодороги, аэродромы и объекты, на которых работали советские специалисты. Были организованы курсы по подготовке младших офицеров и специалистов для Вооруженных сил ДРА. Несмотря на запрет вступать в боевые действия, уже в начале января 1980 года несколько подразделений ОКСВ были привлечены к подавлению антиправительственного мятежа 4-го артиллерийского полка армии ДРА в уезде Нахрин.

В феврале 1980 года участились нападения моджахедов на механизированные колонны и гарнизоны советских войск. В конце месяца в Кабуле прошли массовые антиправительственные выступления, было обстреляно советское посольство. После этого руководство СССР приняло решение начать совместные с армией ДРА активные боевые действия по разгрому вооруженной оппозиции.

По оценкам Минобороны СССР, в разные годы численность боевиков, противостоявших в Афганистане советским и афганским правительственным войскам, варьировалась от 47 тыс. до 173 тыс. человек.

Всего в 1979-1989 годы для разгрома особо опасных группировок моджахедов и их крупных баз было проведено 416 крупномасштабных операций. Советские войска также практически непрерывно участвовали во внеплановых боевых действиях против обнаруженных отрядов исламских боевиков.

Однако после возвращения советских и афганских правительственных сил в пункты дислокации моджахеды нередко восстанавливали контроль над ранее утраченной ими территорией. Вооруженной исламской оппозиции не хватало сил для свержения режима НДПА. Вместе с тем и правительственные войска даже при содействии ОКСВ не могли полностью ликвидировать отряды моджахедов, поддерживаемые США и арабскими странами. При этом Афганская война выкачивала огромные материальные ресурсы Советского Союза.

После начала в СССР процесса Перестройки и провозглашенного в апреле 1985 года курса на отказ от применения силы в международных отношениях советское руководство начало принимать меры к сокращению боевого состава ОКСВ. В феврале 1986 года на XXVII съезде КПСС генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев заявил о выработке совместно с афганской стороной плана поэтапного вывода советских войск из Афганистана.

Михаил Горбачёв
на XXVII съезде КПСС

Вывод советских войск из Афганистана происходил в два этапа. Он начался 15 мая 1988 года и был завершён 15 февраля 1989 года. Последними Афганистан покинули командующий армией генерал-лейтенант Борис Громов и пограничные отряды прикрытия.

Всего, по данным Минобороны РФ, в период с 25 декабря 1979 года по 15 февраля 1989 года на территории Афганистана прошли военную службу 620 тыс. советских военнослужащих. На полях сражений остались свыше 15 тыс. жизней. Не вернулись с той десятилетней войны и 54 приднестровца. Сегодня в Приднестровье проживают около полутора тысяч ветеранов Афганистана.

Памятник воинам-интернационалистам на
Мемориале Славы Тирасполя

Для находящегося в тот момент в звании майора Игоря
Владимировича Дудкевича знакомство с Афганом состоялось в 1985 году. Он был направлен в Афганистан прямо из Германии, где проходил в то время службу.

Я на тот момент был заместителем командира инженерно-сапёрного батальона, расположенного в ГДР. В Афганистане попал в северный Кундуз, тоже замом командира в такой же батальон.

Задача у нас была одна – инженерное обеспечение войск. Это сопровождение колонн, это разминирование местности, это выполнение задач в горах, если надо.
Что такое отряд обеспечения движения? Создавалcя такой отряд из бойцов инженерно-сапёрного батальона. Допустим, направляется полк или вся дивизия для выполнения какой-либо задачи, впереди всегда идёт отряд обеспечения движения. Он должен был проверять дорогу на наличие мин и фугасов. Если сзади тебя нет подрывов, значит, отряд обеспечения движения свою задачу выполнил.

По прибытии на место в район выполнения боевой задачи работа бойцов инженерно-сапёрного батальона не заканчивается. Если боевые действия идут в горах, значит, сапёрные группы придаются стрелкам, потому что не важно, как передвигаются военнослужащие – на технике или пешком, всё равно впереди должен идти сапёр.

В принципе, с разминированием местности, реальным, не учебным, я был уже хорошо знаком. Когда служил командиром инженерно-сапёрного взвода во Львовской области, приходилось очень часто ездить на разминирования. Там же в период Великой Отечественной войны шли серьёзные бои, потом, опять же, выбивали бандеровцев. И осталось очень много неразорвавшихся бомб, снарядов, мин.

Обычно как происходило: работал, допустим, в поле трактор или хозяева перекапывали огород, наткнулись на снаряд – всё, вызывают сапёров. Или хотят колхозники распахать заброшенное поле. А там, по слухам, шли бои. Возможно, есть неразорвавшиеся боеприпасы. Значит, оформляется заявка в местном военкомате, а потом уже нас направляли на разминирование.

Игорь Дудкевич

Первые недели две я ездил на разминирования с более опытным товарищем – старшим лейтенантом Финкевичем. Он, я, плюс мы ещё несколько бойцов с собой брали. Потом привык, и сам уже старшим группы стал выезжать. Страшно особо не было. Я ведь тогда только выпустился из училища, мне 23 года, разве может быть в этом возрасте что-то страшно? Ну и должна быть у сапёра, извините меня за выражение такое, «чуйка», что ли, на опасность. Она у меня была.

Но одно дело, когда я занимался разминированием в мирной Львовской области, и совсем другое, когда занимаешься этим же в Афганистане.
Во-первых, подо Львовом в меня не стреляли снайперы. Во-вторых, там те же мины, боеприпасы в основном были ещё времён Великой Отечественной войны. Всё это досконально изучено ещё в училище. Понятно, как обнаруживать, как обезвреживать.

А в Афганистане приходилось обезвреживать уже современные мины, как правило НАТОвские. Например, часто приходилось сталкиваться с минами итальянского производства: TS/6,1 – противотанковая мина, ТS/2,5 – противотранспортная мина, ТS/5,0 – противопехотная мина. Были и мины английского производства. И это только из того, с чем сталкивался лично я.

Игорь Дудкевич

Та же итальянская мина TS/6,1 была очень коварная. Во-первых, она была в пластмассовом корпусе, поэтому на неё не действовал металлоискатель. Во-вторых, она могла сработать не сразу, а после того, как на неё наедет вторая-третья машина, то есть взрывалась в середине колонны. И если с устройством английских мин мы были знакомы, то с итальянскими пришлось учиться справляться уже непосредственно на местности.

И это только мины заводского производства. А ведь, кроме них, душманы («душманы», «духи» – разговорное название представителей вооруженных исламистских группировок – прим. ред.) использовали огромное количество каких-то самодельных фугасов, всевозможных ловушек.

Найденный фугас

Например, противощупный замыкатель. Что собой представляет минный щуп? Это штанга, соединённая c иглой, которой сапёр прощупывает дорогу. И может определить, что там – камень или мина. То есть с минами противника боролись очень эффективно.

Душманы это всё поняли и вот что придумали. Берутся две пластины – допустим, из решётки металлической или сетки, чтобы мелкая-мелкая. Между ними кладётся изолятор. Например, целлофан. От пластин отходят провода к электрическому источнику и к заряду.

Сапёр идёт, щупает, иглой пробивает целлофан, замыкает обе решетки, и происходит взрыв. И таких ловушек, приспособлений множество. Как говорится, голь на выдумки хитра. Поэтому приходилось обучаться на ходу.

Занятия с личным составом

Случались и прямые боестолкновения с душманами, когда мы прочёсывали «зелёнку» (лесистая местность, покрытая деревьями или кустарниками – прим. ред.). Убил ли я кого-то во время войны? Ну как вам сказать. Есть такое понятие «общий бой». Вот по нам стреляют, мы тоже ведём огонь. Вот впереди душманы, по ним стреляю я. Рядом туда же стреляет мой товарищ. Вот один душман упал. Кто его подстрелил? Я или мой товарищ, или ещё кто-то – разве там разберёшь?

Один раз нам особенно тяжело пришлось, когда попали под обстрел сверху. Потому что нужно окапываться, а когда по тебе стреляют, как окопаться? Ведь ты весь на виду.

Было ли страшно? Конечно, было, смерти не боится только умалишенный. И я боялся. Вот тут по нам стреляют, рядом кричит раненый солдат, пытаемся ему помочь как-то. И к концу обстрела и руками, и штык-ножом вырываешь окоп для стрельбы лёжа. И вот когда всё закончилось, сели перекурить, я чувствую: что-то у меня очень сильно болят пальцы. Смотрю - пока я копал окоп, до половины ногти сорвал.

Игорь Дудкевич

Ну естественно, что это по-разному каждый переносит. Были солдатики, которые после этого впадали в транс, смеяться начинали, некоторые вообще в себе замыкались. Особенно те, которые попали под обстрел в первый раз. А когда уже второй, третий раз – он так пессимистически настроен ко всему этому, что диву даешься, как-будто ничего не боится. В том числе и я такой стал.


Когда уже два года подходили к концу, воспринимал это уже как-то спокойно. Хотя существовало в Афганистане такое неписанное правило: примерно за полгода до возвращения домой уже начинали меньше посылать людей на боевые операции.

Игорь Дудкевич

Вообще страшно было не только за себя. Стараешься солдата, конечно, тоже сберечь, чтобы 18-летний этот паренёк домой вернулся. Мне часто письма писали, особенно бабушки. Вот с Ивано-Франковской области паренёк один, воспитывался у бабушки и попал в Афганистан. Его бабушка писала мне письмо. Я бы сказал, слёзное письмо: «Прошу, сохрани мне внучка, помоги». Вот это было очень морально тяжело.

Игорь Дудкевич

Боялись там снайперов, конечно: они били за километр. Ну и афганцы зарабатывали тем, что ставили на нас мины. Если кто-то на ней подорвётся, то им платили за это. Поэтому они так и старались. Но мне повезло – вернулся живым, здоровым. Бог, наверно, уберёг, другого слова подобрать не могу.

Службу в Афганистане я закончил в 1987 году. Нужно было решать, куда отправляться служить дальше. Тогда было такое неписанное правило, что когда ты возвращаешься из Афганистана, то куда бы ты ни захотел направиться – если там есть вакантные места, соответствующие твоей должности, званию, тебя направят. Поэтому многие просились служить за кордон – в Германию, Чехословакию, тогда это было престижно.

А мне уже было в тот момент 37 лет. В Германии я уже послужить успел. Пора было думать о том, что приближается пенсия (а военные выходят на пенсию раньше), о семье, где осесть.


Потому что поеду я опять за границу – куда я потом вернусь без квартиры, без ничего? А тут мой бывший сослуживец по Германии предложил мне Одесский военный округ. Он и сам здесь служил. А почему Одесский округ: рядом море, климат умеренный, тёплый. Тогда ведь никто не думал, что Советский Союз развалится и произойдёт то, что произошло. Поэтому я написал, что хочу продолжить службу здесь. Меня направили в Парканы заместителем командира инженерно-сапёрного батальона, потом повысили до комбата.

Игорь Дудкевич

Личный состав инженерно-сапёрного батальона

А когда здесь в 1992 году началась война, в мае мы в батальоне провели общее собрание офицеров, прапорщиков и решили, что мы переходим под юрисдикцию Приднестровья.


Потому что командовавший на тот момент 14-й армией генерал Неткачев приказывал ни во что не вмешиваться.
А как ни во что не вмешиваться? Я иду по городу в военной форме, меня тянет за штанину брюк вот такой вот мелкий шкет. Спрашивает: дядя, ты будешь меня защищать? Что я должен был ему ответить?

Для 20-летней Натальи Смирновой (ныне Михайловой) – выпускницы бендерского медучилища, прапорщика медицинской службы, направление в Афганистан стало полнейшей неожиданностью. В войска Наталья Геннадьевна попала в 1985 году по распределению после выпуска из медучилища. Сама она происходила из семьи военного, а так как выпускник должен был отработать определенное время по распределению, она решила, что больше пользы принесёт в Вооруженных силах.

Первоначально служила в Бендерах в десантно-штурмовом батальоне. Когда зашла речь о дальней командировке, предполагалось, что Наталья едет на доукомплектование 340 Ташкентского госпиталя. Но после трёх дней, проведённых в пересылке, её спецбортом доставили в Кабул. Она попала в 180 полк. Начальником штаба и первым заместителем командира полка был Руслана Аушев, впоследствии ставший Президентом Ингушетии.

Руслан Аушев - Ветеран Афганистана, Президент Республики Ингушетия (1993 - 2001)

На протяжении восьми месяцев я тщательно скрывала от родителей место службы. Не говорила, где именно нахожусь. Писала, что прохожу службу в полевой почте, потому что мама бы не выдержала известия о том, что я в Афганистане. Папа – потомственный военный, отреагировал бы стойко. Тем не менее не хотела расстраивать…» – делится воспоминаниями Наталья.

Наталья Михайлова

О том, что дочь находится в Афганистане, отец узнал совершенно случайно, разговорившись с сослуживцем.

Папу спросили: "Как случилось, что твоя дочь попала в Афганистан?" – "Нет, что ты, какой Афганистан?! Она на полевой почте: цветочки сажает, деревья поливает, находится в таком красивом месте, даже открытки с живописными видами высылает". А товарищ ему в ответ: «Наверное, и открытки с индианками тоже есть?». Папа говорит: «Да, есть». На это товарищ посоветовал отцу написать мне письмо и напрямую обо всём расспросить. Конечно, то, что можно было, я рассказала», - отметила она.

«У меня было три роты и три санинструктора, но все они находились на большом расстоянии друг от друга. Утро обычно у меня начиналось в 4:30. В первую очередь делала замеры по уровню остаточного хлора в воде. Затем нужно было проверить посты, которые находились в горах. На подъём вверх уходило порядка 4 часов, спуск занимал от 6 до 8 часов», – вспоминает медик о жизни в Афганистане, отмечая, что многие военнослужащие довольно часто болели местными заболеваниями – малярией и тифом.

Наталья Михайлова

Порой не хватало воды, в связи с чем ощущался животный страх. Наталья помнит то жуткое ощущение, когда во рту пересыхало и горло словно всё было во власти огня. Чтобы как-то с этим справиться, некоторые из солдат слизывали росу с гор.

Наталья Михайлова попала в батальон, который охранял Джалал-Абадскую дорогу общей протяжённостью 108 км. Советские войска обеспечивали охрану грузов.

Наталья Михайлова проходила службу в должности начальника медицинского пункта батальона, по сути работала фельдшером: оказывала помощь раненым, лечила заболевших военнослужащих, а также местных жителей. В её обязанности входили проверка постов медобеспечения, надзор за хлорированием воды, пополнением питьевых и продуктовых запасов, вывозом мусора, чистотой выгребных ям и многие другие не только медицинские, но и бытовые вопросы.

«Это было страшно… А когда солдаты отправлялись за водой, был риск, что они не вернутся. Дороги часто минировали», – признаётся она.

Наталья вспоминает, что она никогда не выходила одна: ни к раненым, ни проверять воду, ни куда бы то ни было. Опасно. В горах сидели «духи» с винтовками и отстреливали солдат. Периодически они же минировали дороги.

Наталья Михайлова

«Вот на такую мину 21 февраля 1987 года и наехала наша БМП с ранеными, которых я сопровождала. Взрыв был такой сильный, что всех выбросило на землю, а машину полностью раскурочило. Благо, никто не погиб. Тогда я получила своё первое ранение. Лицо посекло осколками. Но страха за себя не было, больше переживала за раненых, потому что их любых: без руки, без ноги, но живых, ждут дома», – вспоминает она.

Признаётся, что в Афгане страшно первые полгода, потому что ничего не знаешь. И страшно последние полгода, потому что уже всё знаешь и ничего не боишься.

У Натальи Михайловой три дня рождения: само рождение 26 февраля, второе рождение (так она называет день, когда получила первое ранение) 21 февраля и день, когда у неё остановилось сердце (клиническая смерть) – 19 мая 1988 года.

Тогда она лежала на операционном столе, и хирурги вели борьбу за её жизнь. Это произошло после второго подрыва. Накануне она сопровождала раненых на БМП. Как и в первый раз, машина наехала на мину и всех выбросило взрывной волной. Но в этот раз Наталья сильно пострадала. В её теле врачи обнаружили 32 осколка: 18 удалили, а 14 до сих пор находятся внутри.

Наталья Михайлова

Наталья с теплотой вспоминает о простых людях, проживавших неподалёку от месторасположения их батальона. Однажды ей довелось принимать роды у молодой девушки.

Наталья Михайлова

«Рожала одна из жён то ли местного старосты, то ли другого уважаемого человека в этом селении. Я называла его "Мула". У него было несколько жён, которые подарили ему девочек. Нынешняя же беременная пятнадцатилетняя супруга родила ему мальчика, который появился на свет здоровым. Он был очень рад и сказал, что отблагодарит меня за помощь. Я ответила, что это моя работа и мне ничего не нужно. Но он настоял, чтобы я пришла завтра», – рассказывает Наталья.

На следующий день в доме Мулы проходил обряд, направленный на благополучие новорождённого.

«После этого Мула накрыл меня стёганым одеялом и начал произносить молитву. Затем сказал, что через год я буду лечить людей руками. Тогда я не придала этому большого значения. Но отметила это событие в своём дневнике, который на тот момент вела. А спустя некоторое время всё так и случилось», – признаётся медик.

Наталья прослужила в Афганистане два с половиной года. Она покинула страну 14 февраля 1989 года, а 15 февраля из Афганистана вышел последний Советский солдат.

Наталья Михайлова

«19 февраля я уже была дома. По приезде сразу же начала готовиться к поступлению на биохимический факультет Тираспольского пединститута. После учёбы поехала получать знания в Москву. Затем окончила филиал Киевской межрегиональной академии управления персоналом (МАУП). Все мои знания сосредоточились вокруг медицины и психологии. Как и предрекал Мула, я лечу людей руками», – отметила Наталья.

Сейчас Наталья Михайлова занимается массажем, мануальной терапией, использует практики нетрадиционной медицины для помощи людям.

Перед отправкой в Афганистан я служил в Тирасполе в звании прапорщика. Я как раз тогда недавно вернулся из ГДР, где также проходил службу. И вообще, по действовавшим в то время правилам в следующую заграничную командировку меня должны были направить не раньше чем через три года. Но командир сказал: Афганистан – это другая страна, это не та командировка, о которой написано в приказе. И в начале 1983 года меня отправили в Афганистан в город Шинданд.


Так как я по образованию повар, то, соответственно, там я заступил на должность заведующего столовой, при этом она была совмещена с должностью начальника вещевого склада. Если руководить приготовлением пищи приходилось далеко не впервые, то вот отвечать за материальное обеспечение личного состава было в новинку. Но ничего, быстро освоился.

Летели на обыкновенном военном самолёте, причем в грузовом отсеке. Там была, конечно, герметичная кабина, где находились старшие офицеры, женщины, а остальные человек 12 – офицеры, прапорщики, почувствовали перепад давления, как только самолёт поднялся на высоту 6-7 тысяч метров. Недостаток воздуха, и ты ничего не понимаешь, только чувствуешь, как глаза закрываются и смотришь: первый человек уснул, второй, а потом и ты сам вырубаешься и приходишь в себя только при посадке.

Владимир Акопов

Первое, что напугало: приходишь в столовую, там первое, второе, кисель, смотрю – одна муха влетела мне в борщ, смотрю – вторая. А ребята, те, кто рядом сидят, достают мух из борща, раз – выбросил и ест дальше. Я как глянул на потолок, а там всё чёрное от мух, такая была антисанитария.


Но бороться с этим было невозможно, потому что температура на солнце бывало поднималось до 70-ти градусов, в тени до 50-ти градусов. И там очень развиты были инфекции, попил компотика, и всё – в лазарет. Ну а со временем я привык, делал так же, как и все: ел, не перебирая харчами.

Владимир Акопов

В Шинданде я попал в инженерный батальон. Основной его задачей было строительство и оборудование небольших вертолётных площадок. Чтобы туда, где самолёт не может сесть, можно было добраться на «вертушке». По должности я заведовал столовой и складом, но занимался на самом деле не только этим.

Владимир Акопов

Когда я прибыл в Афганистан, на первом же совещании командир спрашивает: кто хочет поехать старшим машины? Он, надо отдать ему должное, никогда не подходил и не назначал сразу: «Вот поедешь ты, и всё». Сначала всегда спрашивал желающих. Ну я только прибыл, мне, наверное, на тот момент хотелось как-то проявить себя, поэтому поднял руку. Он объясняет: поедешь туда и туда, сделаешь то и то. На самом деле, много куда ездить приходилось. Даже, элементарно, к карьеру съездить песка набрать для строительства бани или по другим поручениям. Ну я один раз вызвался, второй, и он уже со временем не стал спрашивать, кто желает, а сразу подходил ко мне: «Поедешь?» – «Поеду».

И знаете: вроде, дорога одна и та же, сколько раз я ездил по ней за почтой, за хлебом, по поручениям в штаб – всё хорошо. И вот с утра я съездил за песком – всё нормально, а вечером уже без меня повезли ребятам на дальний привод еду и подорвались на фугасе.

Потом опять, вроде, все ездим – нормально, а через два дня парни из правительственных войск Афганистана тоже поехали за песком на трёх машинах, и их всех душманы расстреляли.

Особист на «Ниве», вроде бы, каждый день катался в штаб дивизии. По той дороге, вообще, всё время кто-то ездит, даже регулярные автобусы ходили. Вроде, должно быть безопасно. Попал в засаду, всю «Ниву» продырявили, он – «груз-200». Прислали нового особиста, он так на той же самой расстрелянной «Ниве» и ездил.

Поэтому любая, даже самая обыденная, поездка могла обернуться неприятностями. Это, на самом деле, страшно было, когда с кем-то такое случается и ты на себя примеряешь, что ты мог спокойно оказаться на их месте.

Хотя мне везло. Мама говорила, что я в рубашке родился. Может, поэтому. Под обстрел попал только один раз. Мы тогда колонной направлялись в Кандагар и попали в засаду.

Уже когда подъезжали к самому Кандагару, начинались сумерки, темнело и тут по нам открыли стрельбу. Ну мы, конечно, не раздумывая, стали стрелять в ответ в ту сторону, откуда по нам открыли огонь. А потом неожиданно всё прекратилось.

Позже те ребята из Кандагара нам объяснили, что душманы не первый раз встречают там колонны. Было такое место нехорошее. Но, вообще, скорее всего, «духи» напали на нас по ошибке. Потому что обычно они охотились за колонами, которые перевозили топливо или боеприпасы. Уничтожили груз с топливом, с авиационным керосином или бензином, соляркой – значит, самолёты не могут летать, техника не может выезжать какое-то время.


А так, даже если бы они сожгли у нас, допустим, грейдер или самосвал, толку-то? И когда они, наконец-то, это поняли, то отступили.

Владимир Акопов

Хотя для меня самым страшным воспоминанием остался даже не этот обстрел. А когда у нас на аэродроме произошло крушение самолёта АН-12. Мы его ещё между собой называли «почтовик», потому что он доставлял почту обычно.

Владимир Акопов

Когда самолёт шёл на посадку уже рядом с аэродромом, душманы очередью из пулемёта перебили стойку шасси, как потом установила комиссия. Пилот или не заметил, или уже было поздно обратно набирать высоту. В общем, он начал садиться. Естественно, самолёт начало заносить, заносить влево от взлётно-посадочной полосы, а там как раз у нас стояло три снаряженных вертолёта МИ-6. Это очень большие машины, и они под завязку были загружены боеприпасами, как раз готовился удар с воздуха по душманам.

Самолёт врезается в одну из этих «шестёрок», всё загорается. Через некоторое время начинаются такие там разрывы – моментально, конечно, никого не стало на аэродроме. Все, кто мог, кто куда спрятались, и это продолжалось минут 20-30, не меньше.

А самолёт в это время горит вовсю. Я такое первый раз видел: как-будто он сделан из фанеры или картона и ещё и полит сверху каким-то горючим материалом.


Спасся в итоге только стрелок-радист. Он находится в хвосте, у него там такое небольшое окошко, пулемёт – специально отстреливаться, если сзади зашёл какой-то истребитель, ну мало ли. Это, конечно, уже было не очень актуально с такими скоростями, но всё равно там находился стрелок-радист.

Как потом он нам рассказывал, он сначала не понял, что произошло, почему крен, почему скрежет, почему наклонилось всё. Он открыл дверь в салон, а там уже полыхало пламя.

В итоге он прыгал с самолёта. Наверное, там была высота два с половиной этажа, а может быть, и три. Но его успели сразу подобрать и оттащить подальше. А все остальные, кто был внутри, человек десять – погибли.

В общей сложности я провёл в Афганистане год и три месяца. Почему не два года, как большинство других офицеров, прапорщиков, а именно год с небольшим? Дело в том, что авиация, а мы относились к авиации, служила в Афганистане только год. Когда уже пошёл второй год службы, я уже писал командиру письмо: «Когда меня заберут?». Он отвечает: «Володя, пока замены нет. Жди». И проходит месяц, два, три.


А я ведь был прапорщиком, прапорщики тогда служили по контракту. Первый контракт у меня был на 5 лет, второй контракт я заключил на три года. И вот этот контракт мой заканчивался именно в Афганистане.


Я об этом помнил, и когда я понял, что забирать меня из Афганистана особенно никто не торопится, замены всё нет, а меня дома ждут жена, сын, то я написал рапорт на увольнение в связи с окончанием контракта.


Но несмотря на то, что я уходил из Афганистана, полностью увольняясь из армии, всё равно перед тем как я улетел, командир построил весь личный состав батальона и вручил мою самую первую и самую ценную для меня награду за Афганистан – грамоту за добросовестное выполнение интернационального долга. И когда мне её дали, мне, честно, хотелось разрыдаться, потому что, несмотря на то, что я увольняюсь, за моё увольнение, за то, что забыли, что у меня заканчивается контракт, начальнику штаба сделали выговор. Но меня всё равно как человека, как военнослужащего оценили, не забыли.

Владимир Акопов

Там совсем были другие отношения между собой у офицеров, прапорщиков и солдат, если сравнить, например, с тем, как это было во время командировки в Германию. Не потому, что мы там были такие хорошие и добрые, а потому, что каждый понимал: спина твоя зависит от того, кто сзади. И относились к своим товарищам по оружию соответственно. Понятно, что субординацию никто не нарушал, но было как-то, что ли, проще, теплее.

После увольнения из армии вернулся в Тирасполь, к семье. Узнал, что в Пожарную охрану требуются люди, и пошёл служить туда.

Текст: Алексей Ковалёв, Светлана Гулинская
Оформление: Сергей Веселов

При подготовке материала были использованы информация и фотографии из открытых источников.